Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

— …то только ради нашей нежной дружбы в детстве! Знаю, знаю. И ради Маргот, не так ли?

— Еще раз повторяю, я хочу помочь твоему сыну. И что бы ты обо мне ни думал, факт есть факт — как адвокат я могу многое сделать для Манфреда. С твоей, разумеется помощью.

— Полиция существует не для того, чтобы оказывать услуги адвокатам!

— Значит, ты будешь преследовать собственного ребенка! — патетически воскликнул Шлоссер. — И даже не хочешь заручиться помощью квалифицированного юриста?

— Во всяком случае, не от тебя! — решительно заявил Циммерман.

В половине двенадцатого утра состоялось торжественное открытие нового участка мюнхенского метрополитена. Тянулся обычный, рутинный церемониал. На трибуне сменялись представительные ораторы. Земельный министр транспорта: «Пусть Божье благословение будет на этом сооружении!» Председатель баварского парламента: «Еще одна славная веха!» Бургомистр Мюнхена: «Сегодня мы прежде всего думаем о принципах гуманности…»

Под трибуной теснились духовой оркестр, делегация метростроевцев, представители городской транспортной компании, депутаты магистрата, члены земельного парламента, журналисты и «благодарные обыватели» — всего сотни две-три людей.

Не было там недостатка и в третьеразрядных политиках, строительных махинаторах, агентах и поставщиках. Среди журналистов суетилась кучка стажеров, пытавшихся привлечь внимание известных телевизионных комментаторов. И в центре всего этого — несколько больших людей мира прессы.

Здесь — словно бы случайно — вдруг оказались рядом Петер Вардайнер и Анатоль Шмельц. Делая вид, что слушают напыщенные речи, они ненароком косились друг на Друга.

Потом Вардайнер шепотом спросил:

— Ну что, съели?

Шмельц тихо, огорченно ответил:

— Вы, видно, думаете, что можете творить что угодно и что вам нечего бояться?

— Ну а кого? — спросил Вардайнер. — Эта кучка мошенников, хапающих все подряд, у меня уже вот где! Когда-то нужно было сказать вслух все, что я знаю и что о них думаю. Но это только начало.

— Вам явно вскружили голову мысли о собственной значимости, — бросил Шмельц.

— Возможно, но это лучше, чем быть в числе лакеев, готовых влезть кому угодно в задницу.

Шмельц, разумеется, — не принял этого на свой счет. Но он был потрясен, услышав такое из уст человека, бывшего супругом Сузанны, и едва смог выдавить:

— Господи Боже, Вардайнер, что вы вообще знаете о людях, которые, чтобы выжить, должны быть максимально лояльны к своему окружению, чья жизнь, как крестный путь, полный непонимания и притеснений?

— Послушайте, как вы сами это выносите?

— Что именно?

— Да ваши вечные приступы горючей жалости к самому себе!

Министр транспорта разрезал широкую белую ленту. Раздались овации, словно какой-то боксер сумел нокаутировать соперника. Духовой оркестр сыграл торжественный марш. Почетные гости направились в туннель на пробный рейс, за ними повалили остальные.

Вардайнер и Шмельц на несколько секунд остались одни. Шмельц хмуро заявил:

— У вас больное честолюбие. Вы уже не в состоянии думать и вести себя как нормальный человек. Но вот однажды придется пожалеть об этом. Возможно, очень скоро.

Вардайнер только усмехнулся. Возможно, последний раз в жизни.

Примерно в то же время, около полудня, в кабинет Циммермана вошел капитан Крамер-Марайн, без тени сомнения заявив:

— Ну, этот орешек мы расщелкнули!

Циммерман ждал этих слов. Предложил капитану кресло. Тот с удовольствием уселся поудобнее.

— Автомобиль по делу на Нойемюлештрассе мы уже можем и идентифицировать. Анализ части лака дал абсолютно однозначные результаты.

Он разложил с полдюжины страниц, содержавших результаты анализов. Из них следовало, что при убийстве Хорстмана был использован автомобиль единственного типа. Новейшая и редкая модель, которую делают только на заказ.

— Изумительно, — признал Циммерман. — Ваши эксперты поработали на славу. И что же дальше? Вы уже знаете, кто может позволить себе такую роскошь?

— В Баварии их тридцать шесть. Мне подготовили список, — капитан гордо выложил документ на стол. — Если владелец не успел машину наспех перекрасить, то в Мюнхене всего восемь автомобилей этого типа покрыты черным лаком. Владельцы тут отмечены.

Владельцами этими оказались: председатель ландтага, премьер-министр, хозяин крупной строительной фирмы Платтнер, банкир Шрейфогель, известный модельер и, наконец, Шмельц, Вардайнер и Тириш.

— Похоже, такие машины используют только с шофером?

— Так точно, — подтвердил капитан. — Теперь вы мне только скажите, с которой из восьми начать.

— Скажу через пару часов, — заверил его Циммерман. — А как продвигается второй случай?

— Машина, использованная в нападении на Хелен Фоглер? Пока еще работаем. Это нелегко, но надежды не теряем.

— Ну, без надежды не стоит и браться, — почти весело заметил Циммерман. — А этого мы не можем себе позволить!

В понедельник, около часу дня, Сабина Фоглер в стайке одноклассниц вышла из школы. Из всех детей она единственная не вернулась домой.

Хелен Фоглер приготовила дочери на обед ее любимый бульон с клецками, яичницу с жареной картошкой и ванильный пудинг с шоколадным кремом.

Дорога из школы занимала минут пять — семь, и обычно домой Сабина возвращалась в четверть второго. В половине второго Хелен начала сердиться, но все еще верила, что с минуты на минуту увидит дочь. Мало ли, заболталась с подругой или прилипла к витрине…

Без четверти два ее охватил страх. Позвонила в школу, ей сказали — все ушли как обычно. Торопливо спустившись вниз, Хелен пробежала весь путь до школы… Но малышки и след простыл.

Комиссар Кребс уговаривал Хелен напрасно не беспокоиться, наверняка, мол, все выяснится. Только в заключение настойчиво велел:

— Оставайтесь дома, я сейчас же еду к вам.

По пути к машине забежал к Циммерману. Тому как раз принесли обед. В понедельник, как обычно, — жаркое с салатом. Похоже было, что комиссар по каким-то причинам не хочет ни на шаг отойти от своего стола.

— Кажется, Сабина исчезла, — сообщил Кребс. — Пропажа по дороге из школы.

Циммерман отодвинул поднос с едой, к которой не успел даже прикоснуться. Торопливо схватив свой блокнот, решил, словно все приготовил заранее:

— О Хелен Фоглер позаботься сам. Поисками Сабины займется мамаша Браш, ей в помощь я дам Дрейер.

— Как это, у тебя все уже организовано? Ты знал, что Сабине что-то угрожает?

— Ну, скажем, я с этим считался. — Циммерман вычеркнул несколько пунктов в блокноте. — А тебя, Кребс, хочу кое о чем предупредить. Попытайся втолковать, наконец, этой Фоглер, что сегодняшняя пропажа ее дочери может быть результатом ее упорного молчания и быть связана с нападением на нее.

— Это слишком похоже на охоту с приманкой, — бесцветным голосом сказал Кребс. — Этого я никак не ожидал, только не от тебя! Максимум — от Келлера. Видимо, и ты можешь быть безжалостным, даже с друзьями!

— Бывает, что чувства нужно отставить в сторону! — Циммерман листал блокнот, не глядя на Кребса. — И не забывай, что теперь нам Фоглер уже не нужна как коронный свидетель. Пусть лишь назовет имя, остальное мы сделаем сами.

Программа похорон Хайнца Хорстмана — понедельник, 14.30, Лесное кладбище.

Ритуальный зал № 1 будет открыт с 13.45. Первые два ряда кресел забронированы для родных и близких покойного. В 14.00 — траурный акт в ритуальном зале.

1. Струнный квартет Бетховена.

2. Молитва — священник.

3. Траурные речи шеф-редактора газеты, представителя союза журналистов и одного из коллег.

4. Заключительное слово священника.

5. Струнный квартет Бетховена.

После этого — траурный обряд у могилы на Лесном кладбище, сектор С, ряд 3, могила № 189.

Эксперт Рогальски осмотрел могилу и запомнил ее расположение на случай возможной эксгумации.

Из «родных и близких» была одна Хельга Хорстман. Сопровождал ее Вольрих. Расходы оплатило издательство.

Обе сотрудницы — и Браш, и Дрейер — не откладывая, взялись за дело. Поскольку Кребс взял на себя Хелен Фоглер, они начали с места исчезновения, допросив директора, учителей и одноклассниц.

Эвальд Зенгер, директор. Сабину я хорошо знаю, с самого начала уделяла ей особое внимание. Больно уж тиха она была, а у девочек в ее возрасте это всегда подозрительно. Никогда не знаешь, что может произойти.

Эрика Абромайт, учительница. Сабина — нервный ребенок, зато очень интеллигентный. Все в классе ее бы любили, сумей она сблизиться с ними. Но она держится на дистанции, предпочитает оставаться одна, насколько я знаю, не завела ни одной близкой подруги.